Живи, мой город, дикий, вне правил, город хитрецов, имеющий только – «я», где Я с Я и – потому – «Ты». Ах, город. В желтых листьях и свете. Дураков город и любви. Тоска о детстве, где мир – тайна, как соседний двор, как на базар, как чужая ночь, как звезда, енот, взрослый. Город особняков и красной линии, дребезжащими трамваями привораживающий, где крашен белой краской руль вагоноважатого, где нет компьютера, а есть еврейская больница, есть Чумка, канатный завод, флотилия «Слава», Полицейская улица и баня Исаковича, куда ходят чай пить, скрипучие лестницы-галереи на второй этаж. Я к Фане. – Купите бублики, гоните рублики.
Бенджи в кафе, где ему покупают и взбитые сливки, и кофе, и рад он, закрывает глаза и тянет носом. Господи, почему так, почему лицом он брат им, тысячам Бенджаминам, ведь он счастлив: я – буду – пить – кофе!
Я плыву в водянистом воздухе октября, плывет твоя тушь, мое сердце в этой тоске, где на ладони города – жизнь, где каждый головой врастает в свое небо, щурится, скалится, плачет, бегает, шагом своими улицами идет, как на голландской картинке: случай, происшествие, дом.
Поразительно, что азбука – после речи, и слово – звук, навязывающий начертание, оно во мне, как семечко в яблоке, как курица в яйце, яйцо в курице. Покажите мне меня.
Юлия САВЧЕНКО, Одесса-Киев, «Самватас», № 8 1993.