Хрестоматия представляет собой собрание официальных церковных текстов, иллюстрирующих взаимоотношения между Православными церквами и Римской католической церковью на протяжении последних полутора столетий. Целью настоящего учебного пособия ставится возможность проследить на документальном материале развитие православно-католических отношений от приоритетов конфессиональной исключительности к экуменическому диалогу. Учитывая нынешнее кризисное состояние в экуменическом движении и серьезные трудности, возникшие также на пути православно-католического диалога, предлагаемая хрестоматия является попыткой объективного освещения данной тематики, столь насущной для церковно-общественной ситуации в современной России.
Православие и Католичество. От конфронтации к диалогу. Хрестоматия. Сост. Алексей Юдин. Комментарий у текстам: Александр Доброер. М, ББИ, 2001,535 с.
Часть I. Православно-католические отношения во второй половине XIX века (с. 97-101)
Представленные в первой части хрестоматии документы показывают состояние православно-католических отношений в эпоху наибольшего отчуждения между двумя Церквами. Православный мир с недоверием взирал на латинский Рим, а в его унионистских устремлениях видел попытку латинизации православных народов и метод уничтожения православия. В свою очередь, папский Рим не знал других способов примирения «схизматиков», как их «возвращение» в лоно Католической Церкви. Католические Церкви Востока также оказались в сложной ситуации: с одной стороны, они пытались сохранить единство с Апостольским престолом в Риме, с другой — защищали от того же Рима привилегии своих древних патриарших кафедр. Отличительной чертой этой эпохи является экклезиологический и сотериологический эксклюзивизм, то есть уверенность в том, что только в моей Церкви возможно спасение. Единственную возможность примирения как православные, так и католики видели лишь в переходе других христиан в их конфессию. Таким образом, решение проблемы разделенного христианства и те, и другие видели не в христианском примирении, но во взаимном прозелитизме.
Открывает наш сборник энциклика папы Пия IX. Этот папа начал свой понтификат с решительных действий, направленных на установление добрых отношений с христианским Востоком. 6 января 1848 г. он обнародовал энциклику In suprema Petri, в которой объявил о намерении начать диалог с православным миром и воодушевить объединительное движение, находившееся в забвении со времен папы Бенедикта XIV. Вместе с тем тон этой энциклики вполне соответствует настроениям эпохи и выдержан в духе сотериологического эксклюзивизма. В этом документе папа определяет условия, на которых православные «схизматики» могут вернуться в лоно Римской Церкви.
Инициатива Пия IX, выраженная им в энциклике In suprema Petri, вызвала незамедлительную реакцию православного мира: 6 мая 1848 г. был обнародован Ответ восточных патриархов на послание Пия IX, получивший широкую известность также в католических кругах на Западе. В своем Ответе православные иерархи поставили проблему воссоединения в богословском аспекте, а век спустя основные мысли этого документа (главным образом, проблема коллегиальности, или синодальности управления Церковью, и взаимоотношений между первенством Рима и преемственностью св. Петра) станут предметом экклезиологических размышлений отцов II Ватиканского собора. Восточные патриархи указывали на интегральный характер евангельской и апостольской истины. Римско-католическая Церковь считала себя единственной хранительницей этой истины. В Ответе звучит категорический отказ на приглашение папы присоединиться к Риму и содержится обратное эксклюзивистское утверждение: только православие является исключительным выразителем подлинной веры.
Общеизвестно, что одним из наиболее острых вопросов экуменического диалога является вопрос о папском первенстве, как оно представлено в Догматической конституции I Ватиканского собора Pastor aeternus. Документ этот появился на свет в сложной внутрицерковной и политической обстановке. На Аппенинском полуострове шла война за объединение Италии. Существованию папского государства пришел конец. Внутри самой Католической Церкви назрело несколько «восточных» кризисов — в Мелькитской, Армянской и Малабарской Католических Церквах. В центре этих кризисных ситуаций стояла проблема разграничения юрисдикции Рима и восточных католических патриархов. Эти кризисы позволяют нам осознать подлинный масштаб проблем, связанных с приспособлением современных восточных Католических Церквей к традиционной структуре Католической Церкви. Все эти трудности родились из конкретных жизненных ситуаций. Проблемы существования восточных Католических Церквей на Востоке, их взаимоотношений с Римским престолом и латинской иерархией должны были быть рассмотрены на соборе. Среди вынесенных на обсуждение вопросов немаловажное значение имела проблема папского первенства (примата) и безошибочности папских определений ex cathedra. Восточные Католические Церкви не отрицали эти принципы как таковые (ибо они были основным догматическим фундаментом воссоединительного движения), но разногласия существовали относительно того, удачное ли время выбрано для провозглашения такого догмата.
Голосование при принятии Догматической конституции Pastor aeternus, состоявшееся 18 июля 1870 г., показало, что иерархия восточных Католических Церквей имела серьезные возражения против этой конституции. Трое патриархов: мельхитский, сирийский и халдейский — оставили Рим, давая тем самым понять свое отношение к этому догмату. Вслед за ними покинуло собор несколько восточных католических епископов. Они вернулись на Восток с уверенностью в том, что процесс латинизации Востока будет продолжаться и впредь. К моменту смерти Пия IX многие восточные католики испытывали сомнения относительно смысла существования своих Церквей.
Начиная с понтификата папы Льва XIII Римская Церковь постепенно начинает менять свое отношение к христианам-некатоликам. Идея примирения христианского мира становится одной из ведущих идей этого понтификата, а вопрос примирения с православным миром — предметом особой заботы Льва XIII. По мнению исследователей истории экуменического движения этот папа создал предпосылки современных католических оснований экуменизма. Об открытости и уважении к неримским христианам свидетельствует изменение тона и лексики официальных высказываний понтифика. В его словаре мы не встретим обращения к православным словами «схизматики» или «еретики». Напротив, папа часто употребляет такие обороты, как «возлюбленные православные братья», «возлюбленные Церкви Востока» (Orientalium dignitas). И если в предшествовавшую Льву XIII эпоху в разделении христианского мира католики обвиняли других христиан и требовали от них «возврата» в лоно Римской Церкви, то в документах Льва XIII появляется просьба о примирении и воссоединении с Римской Церковью (Praeclara gratulationis, 1894). Вместо ожидания возвращения «отделенных братьев» папа призывает католиков сделать самим шаг навстречу.
Отправной точкой этого «поворота» в восточной политике Рима стал Международный Евхаристический Конгресс, который проходил в Иерусалиме 13-21 мая 1893 г. Этот Конгресс показал, что на Востоке давно существует противоречие между триумфализмом сторонников латинизации восточных христиан и интересами местной иерархии. Для того чтобы разобраться в этой достаточно сложной ситуации папа назначил легатом на конгресс французского кардинала Ланженю. После возвращения в Рим легат представил папе подробный доклад, в котором дал мудрый и объективный анализ сложившейся на Востоке ситуации, описав триумфалистское поведение латинского духовенства, опасения восточных католиков и причины недоверия к Риму со стороны православных христиан.
В этом документе папа Лев XIII нашел подтверждение своим мыслям относительно восточной политики Католической Церкви. Поэтому уже 20 июня 1894 г. по случаю празднования юбилея своего рукоположения он обратился к «правителям и народам всего мира» с призывом поддержать дело примирения христиан. Вскоре после этого (и после очередного восстановления дипломатических отношений между Святым престолом и Россией) папа опубликовал энциклику Praeclara gratulationis (18 июня 1894 г.), в которой подтверждал справедливость принципа многообразия форм церковной жизни при сохранении единства веры и высшего священноначалия. В энциклике, следуя линии Ферраро-Флорентийского собора, папа признавал патриархаты, что открывало новые перспективы в отношениях с Церквами христианского Востока. Единство христиан стало идеалом, для достижения которого необходимо было уже не «возвращение в оставленное стадо», но примирение с «отделенными братьями». Такое примирение могло стать результатом органичного сближения местных Церквей под водительством Римского епископа, призывающего всех к примирению.
Воплощая в жизнь это учение, Лев XIII в 1894 г. пригласил в Рим патриархов восточных Католических Церквей. Эти «патриаршие конференции», своего рода синодальные совещания, проходили при участии пяти кардиналов, чьи взгляды, как правило, совпадали со взглядами папы. С 24 октября по 8 ноября состоялось восемь встреч. На них обсуждались вопросы желанного единства с Церквами Востока.
Наиболее важным плодом этих встреч стало провозглашение энциклики Orientalium dignitas (30 ноября 1894 г.), которая стала основным документом, определяющим отношения между восточными общинами, находящимися в общении с Римом, и латинскими миссиями.
Предпринимаемые папой Львом XIII шаги к единству свидетельствовали о его мужестве и пастырской дальновидности. Его понтификатом открывается новая эра во взаимоотношениях восточных и западных христиан. Однако, как и его предшественники, он все еще не мог окончательно освободиться от унионистского видения примирения. В качестве «восточных» партнеров диалога Риму все еще проще было иметь дело с восточными католиками, чем с православными. Как и лучшие богословы его времени, папа считал, что наиболее действенным средством на пути к соединению христиан является «апостольство унии». Таков был дух эпохи. Кардинальные перемены произойдут только в следующем столетии.
Часть II. Православие и католичество в первой половине XX века (с. 153-157)
К началу двадцатого столетия православный мир представлял собой сообщество разрозненных поместных Церквей, зачастую достаточно слабо связанных друг с другом. Ситуацию усугубила первая мировая война, имевшая катастрофические последствия для восточного христианства и, в частности, для православия. Из-за различия политических и социальных систем внутри православных держав, а также в силу специфики самой внутрицерковной ситуации сознание того, что автокефальные Церкви созидают единую всемирную православную общину не находило должного внимания даже среди самих православных.
Начало XX века — это также время зарождения экуменического движения. Поскольку движение это стремительно развивалось, православный мир должен был выработать к нему свое отношение.
Эти причины побудили Вселенского патриарха Иоакима III и его Синод еще в 1902 году обратиться к поместным православным Церквам с посланием, в котором предлагались для обсуждения вопросы об укреплении братских взаимоотношений поместных православных Церквей и православных народов в единстве веры, любви и согласии. В послании затрагивался также вопрос отношения к инославным христианам.
1910-е годы были роковыми как для российского, так и для греческого православия. Российский большевистский переворот 1917 года привел в расстройство церковную жизнь, а после смерти патриарха Тихона (1925) сделал невозможным созыв собора и избрание нового патриарха. 2 ноября 1918 года был низложен Константинопольский патриарх (якобы за „излишние уступки младотурецкому движению”) и патриарший престол пустовал до 1921 года. В период вакансии патриаршей кафедры Синод Константинопольской Церкви опубликовал Окружное послание Церквам Христа, везде сущим (январь 1920 года). Послание это появилось в ответ на призыв к сотрудничеству со стороны Всемирной конференции единства, организованной по инициативе Роберта Х. Гардинера. Епископы-члены Синода связывали свою инициативу, с одной стороны, с желанием Церквей содействовать делу примирения христианского мира, а с другой стороны приурочили ее созданию Лиги Наций. В своем Послании синодальные отцы наметили цели, которым следует стремиться, и средства, позволяющие достигнуть этих целей, предлагая конкретную программу диалога и действий. Идеи, содержащиеся в этом документе, будут впоследствии вдохновлять православную иерархию к дальнейшему участию в различных экуменических конференциях. Однако, программа, изложенная в этом послании, вполне стала осуществляться только со времени Второго Ватиканского собора.
В отношении католической Церкви к православным Церквам в этот период не происходит каких-то качественных изменений. Папа Пий XI развивает идеи своих предшественников. Примером тому может служить энциклика Rerum orientalium (1928). В этом документе папа предлагает очередной план унионистского воссоединения христианского Запада и христианского Востока. Но с экуменической точки зрения в этом документе есть более интересные мысли. Во-первых, папа выражает уверенность в том, что единство между православной Церковью и Церковью католической настолько совершенно, что католическая Церковь часто обращается к богословскому и литургическому наследию Востока, чтобы защищать католическое вероучение. Во-вторых, папа признает ответственность католической Церкви за разделение христианского мира, поскольку ей часто не хватало понимания других христиан и братской любви к ним. И, наконец, папа призывает отказаться от ложных представлений об учении восточных Церквей, приглашая католиков заняться изучением богословия, литургии и духовности восточных христиан.
В то же время отношение католической Церкви к протестантскому миру и к экуменическому движению заметно ухудшается. Открытые к экуменическим контактам католические богословы воспринимали понтификат Пия XI как понтификат „обманутых надежд”. 8 июля 1927 года Конгрегация вероучения издала декрет, запрещающий католикам участвовать в некатолических экуменических инициативах (имея в виду проведение планировавшейся на 3 августа Всемирной конференции движения Вера и Церковное Устройство в Лозанне. Тем самым Рим показал, насколько незначительными в его глазах были такого рода встречи. Этот запрет косвенно подтверждал и то, что несмотря на предыдущие запреты, в лоне католической Церкви интерес к экуменической проблематике стал уже достаточно высоким. Уже после Лозаннской конференции папа Пий XI обнародовал энциклику Mortalium animos (6 января 1928), называемую иногда „суммой католического антиэкуменизма”. Этот документ — наиболее яркое свидетельство отношения католической Церкви к экуменизму до Второго Ватиканского собора. В энциклике папа пишет, что экуменизм таит в себе опасность доктринального релятивизма и предупреждает об опасности «панхристианства», адептами которого являются, по его мнению, некоторые экуменические круги. Согласно энциклике, для католика существует только один «экуменический» путь — обращение некатоликов в католичество. Позиция Пия XI по отношению к экуменизму, выраженная им в энциклике Mortalium animos была нормативной на протяжении почти двух десятилетий.
Изменение отношения католической Церкви к экуменическому движению принес понтификат Пия XII. Важное значение сыграла здесь энциклика Mystici Corporis (1943). Отмечая значение мистической природы Церкви, папа решительно подчеркивает при этом необходимость иерархичного устройства подлинной Церкви, приписывая ей божественное происхождение. При этом он подчеркивает необходимость учитывать в движении к воссоединению первенство Римского епископа. Уважительный тон, которым папа выражается о христианах-некатоликах, положительно отличает этот документ от энциклики Mortalium animos. Вместе с тем папа Пий XII не смог еще отказаться от унионистской политики своих предшественников.
Еще в 1928 году в энциклике Mortalium animos папа Пий XI назвал православных „сторонниками ошибок Фотия”, что немедленно вызвало реакцию возмущения со стороны православных Церквей. Тогда же многие православные иерархи и богословы, принимавшие активное участие в экуменическом движении, использовали этот случай, чтобы выразить свои сомнения в искренности призывов папы к христианскому единству. Восточные католические Церкви являлись для них примером использования Римом в диалоге с православием методов обращения и ассимилирования восточных христиан. В 1948 году части православного мира предоставилась возможность коллективно выразить свое отношение к экуменическому движению.
В послевоенные годы происходил процесс интенсивного взаимообщения поместных православных Церквей, определивший насущные проблемы православного мира. В связи с этим у священноначалия Русской Православной Церкви созрела мысль о проведении в Москве в связи с 500-летием автокафалии Совещания глав и представителей Автокефальных Православных Церквей. На торжества не прибыли патриарх константинопольский Максим (аргументировав свою позицию отступлением РПЦ от традиции претворения в жизнь столь важной инициативы через Константинопольский патриархат), представители Иерусалимской, Афинской и Кипрской Церквей.
Общеизвестно, что позиция участников Совещания определялась не только внутрицерковными, но и внешними, политическими факторами: 1948 год стал поворотной точкой во внешней политике Сталина, началась „холодная война”. Именно этими обстоятельствами были по преимуществу вызваны антиэкуменические резолюции совещания и резкие выпады его участников против Ватикана. Святой Престол осуждался в том, что он, якобы, всегда приимал сторону сильных мира сего. Кроме того участники совещания отказались от участия в Амстердамской конференции Всемирного Совета Церквей, объясняя это причинами цероквного и политического свойства. Участники совещания заявили, что православные Церкви не могут поддаться искушению оставить поиски Царствия Божия ради следования политическим целям. Решения совещания были продиктованы велением времени и имели временный и условный характер.
В 1952 году было обнародовано апостольское послание папы Пия XII Sacro vergente anno, которое было не только своеобразным «прорывом» в экуменических отношениях между Русской Православной и Католической Церковью, но также имело глубокую духовную мотивацию, связанную с явлениями Пресвятой Богородицы в Фатиме и Ее обетованиями об обращении России. Часто это „обращение” превратно интерпретируется как обращение в католичество. Это неверно: в фатимских откровениях речь шла об обращении России не в католичество, но к Богу. О таком обращении молились в Юбилейном 1950 году русские паломнике в Риме. Они же и просили папу посвятить Россию Пречистому Сердцу Богородицы. Посланием Sacro vergente anno папа преодолевает одну из основных преград между католиками и православными. С чувством своей сопричастности русским христианам и признавая их (наравне с католиками) „своими словесными овцами”, он выражает уверенность в том, что прекращение общения между русскими христианами и Святым Престолом произошло лишь вследствие неблагоприятных исторических обстоятельств, а не по чьей либо злой воле. В послании папа называет себя отцом всех христиан и в этом видит смысл своего посвящения и своего служения. Папа объявляет недействительными узы греха схизмы, в которой католики обвиняли православных. В Послании папа отмечает, что ответственность за разделение христиан не лежит исключительно на православных (как большинство католиков думало еще в начале XX века), но что ответственность за схизму разделяют также и католики.
Часть III. Православно-католический диалог после II Ватиканского собора (с. 201-211)
Отсчет новой эры в православно-католическом диалоге начался со времени понтификата папы Иоанна XXIII. С ним католическая Церковь вступила в эпоху более интенсивного диалога с современным миром, со всеми людьми доброй воли. Экуменические инициативы понтифика были подхвачены и получили свое развитие во всех документах II Ватиканского Собора (1962-1965). Глобальное переосмысление экклезиологической проблематики, совершившееся на Соборе, поместило в центр исследований католических богословов Церковь, при том в ее христологическом и пневматологическом аспекте.
Для будущего православно-католического диалога огромное значение имело создание Секретариата по вопросам единства христиан (1960). Именно по инициативе этого Секретариата на Собор были приглашены некатолические наблюдатели. Впоследствии, на самом Соборе, по инициативе Секретариата по вопросам единства христиан проводились еженедельные встречи Отцов Собора с наблюдателями, что позволяло последним определенным образом реагировать и воздействовать на происходящее в зале соборных совещаний.
Первоначально Русская Православная Церковь отрицательно отнеслась к возможности участия в Соборе ее наблюдателей. Живы были еще воспоминания о I Ватиканском Соборе, когда восточные патриархи отвергли приглашение папы Пия IX. Тогда их участие в Соборе было обусловлено признанием главенства папы. Первоначально и в этом случае РПЦ усматривала в разговорах католических деятелей о христианском единстве “ни что иное, как стремление распространить власть Рима на православную Церковь”. Оценивая Собор как мероприятие, касающееся исключительно католической Церкви, Русская Православная Церковь первоначально отказалась от участия ее наблюдателей в деятельности Собора. Эта позиция была выражена в 1961 году на страницах майского номера “Журнала Московской Патриархии” (официального органа РПЦ) автором анонимной статьи Non possumus!.
Однако и в православной, и в католической Церкви были люди, которые понимали, что наступает новая эпоха во взаимоотношениях христиан. Всерьез принимая слова предсмертной молитвы Господа о единстве, они делали все возможное и невозможное, чтобы начать великое дело христианского прмирения в своих Церквах. Изменению позиции РПЦ предшествовал ряд сложных дипломатических инициатив. Следует помнить, что Русская Православная Церковь уже долгие десятилетия находилась под гнетом комммунистических безбожников, неоднократно бесцеременно вмешивавшихся во внутрицерковные дела РПЦ и пытавшихся манипулировать вопросами внутрицерковной жизни в угоду политической коньюктуре. Только благодать Духа Святого и самоотверженные усилия сторонников примирения в обеих Церквах сделали возможным участие наблюдателей от РПЦ в работе II Ватиканского Собора. Среди наиболее заслуженных участников этой трудной подготовительной работы следует назвать председателя Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата митрополита Никодима (Ротова), представителя РПЦ при Всемирном Совете Церквей протопресвитера Виталия Борового, председателя Секретариата по вопросам единства христиан кардинала Августина Беа и монсиньера Иоанна Виллебрандса, секретаря того же Секретариата, сменившего вскорости кардинала Беа на посту его председателя. Монсиньер Виллебрандс провел несколько встреч с различными представителями Московского Патриархата с целью предоставления священноначалию РПЦ более подробной информации о созываемом Соборе, о функциях Подготовительных комиссий и Центральной комиссии, о роли наблюдателей со стороны некатолических Церквей и о программе Собора в целом. Консультации велись почти вплоть до открытия Собора. Еще на рубеже сентября и октября 1962 года епископ Иоанн Виллебрандс посетил Москву с целью предоставления последней информации о подготовке Собора и обсуждения с митрополитом Никодимом наиболее интересующих РПЦ вопросов. Эти колоссальные усилия привели к изменению отношения Русской Православной Церкви ко II Ватиканскому Собору. На заседании Святейшего Синода 10 октября 1962 года было постановлено принять приглашение римского Секретариата по вопросам единства христиан и направить наблюдателей от Московского Патриархата на Второй Ватиканский Собор.
Декрет II Ватиканского Собора об экуменизме Unitatis redintegratio внес принципиальное изменение в католическое понимание единства, отходя от традиционной установки на конвертизм и высказываясь за партнерский диалог. В результате это привело к изменению отношения к экуменическому движению вообще. В этом документе католическая Церковь явила себя как организм, действующий под воздействием святого Духа и способный преодолевать собственную ограниченность. В документае прозвучало несколько новых идей, которые необходимо отметить. Католическая Церковь признала движение, стремящееся к восстановлению единства всех христиан, действием благодати Святого Духа (UR 1). Забота о восстановлении этого единства возлагается на всю Церковь — как на верующих, так и на пастырей (UR 5). Второй Ватиканский Собор признал, что Христос действует также за пределами видимых границ Римско-Католической Церкви. По сравнению с бытовавшими прежде воззрениями на природу Церкви, такая позиция, несомненно, означала, значительный прогресс в развитии экклезиального сознания католической Церкви. В декрете об экуменизме Отцы Собора выразили свое уважение ко всем христианским ценностям, присутствующим в других Церквах и церковных Общинах (UR 4; 14-17; 21), отмечая, что многие составные части и блага, созидающие и оживотворяющие Церковь, могут существовать за пределами зримой ограды католической Церкви (UR 3). В богословском диалоге важное значение имеет порядок (или “иерархия”) истин католической веры (UR 11). Отцы Собора отметили, что вина за историческое разделение никогда не бывает односторонней — оветственность разделена на всех. Отсюда просьба о прощении и призыв к внутреннему обращению. Высший образец и начало единства Церкви Отцы Собора усматривают в Троичном единстве Ипостасей единого Бога (UR 2).
Особое значение придал II Ватиканский Собор отдельным католическим Церквам Востока. В декрете о Восточных Католических Церквах Orientalium Ecclesiarum подчеркивается высокое достоинство установлений, литургических обрядов, церковных традиций и уклада христианской жизни Восточных Церквей. Собор настоятельно требует соблюдения этих установлений и обрядов, наказуя восточным христианам глубже познавать и осваивать их (OR 2). Если же в силу каких-либо причин они отойдут от этого, Собор постановляет вернуться к отеческим традициям (OR 6). Все, кто взыскует священного сана, должны тщательно обучаться обрядам, а миряне при усвоении катехизиса также должны получать наставления относительно обрядов и их правил. Всех, приходящих к общению с католической Церковью из любой некатолической Церкви или общины, Собор увещевает сохранять и соблюдать свой обряд (OR 4). Всем монашествующим, трудящимся в восточных странах и среди восточных верующих “ради большей действенности их апостольства настоятельно рекомендуется учреждать, насколько это возможно, обители или даже провинции восточного обряда” (OR 6). Неправомерно было бы усматривать в этих рекомендациях попытку прозелетизма. Во всяком случае анализ иных документов Собора (в частности, декрета об экуменизме) и Учительства Церкви указывает на то, что с 60-х годов XX столетия католическая Церковь отходит от прозелетизма как метода обретения церковного единства. Наоборот, упоминая декрет Unitatis redintegratio Отцы Собора в декрете о Восточных Католических Церквах пишут о высоком долге поощрения единства всех христиан, возложенного на эти Церкви, который они могут выполнить прежде всего молитвой, примером жизни, верностью древним восточным традициям, все более полным познаванием друг друга, сотрудничеством и братским уважением (OR 24). Декретом Orientalium Ecclesiarum Собор постановил восстановить древние права и привелегии Патриархов Восточных Церквей (OR 7-11). Учитывая требования пастырской практики и принимая во внимание отдельные личные обстоятельства Собор определил принципы допущения восточных христиан, разделенных с католической Церковью, к таинствам покаяния, Евхаристии и елеосвящения больных, а также случаи, когда католики могут просить о тех же таинствах у служителей-некатоликов (OR 26-29).
Особой страницей в православно-католических отношениях является взаимная отмена отлучений 1054 года папскими легатами константинопольского патриарха Керуллария и Керулларием Римской Церкви. Это состоялось 7 декабря 1965 года благодаря инициативе константинопольского патриарха Афинагора I и римского епископа Павла VI. Соместная Декларация папы Павла VI и патриарха Афинагора I об их решении изгладить из памяти и из среды Церкви анафемы 1054 года была зачитана секретарем Священного Синода в патриаршем кафедральном соборе в Фанаре в присутствии патриарха и членов Синода. В то же самое время монсиньор Иоанн Виллебрандс прочитал по-французски совмесную Декларацию, принятую на последнем публичном заседании II Ватиканского Собора. После него кардинал Августин Беа, председатель Секретариата по делам единства христиан, зачитал на латинском языке послание Павла VI Ambulante in dilectione, провозглашающую изъятие из памяти и церковной среды анафемы 1054 года. Аналогичное содержание имел и синодальный Томос, зачитанный по-гречески в конце литургии самим патриархом. Документы эти имели, по сути, эпохальное значение. Оно состоит, в частности, в том, что фактически было подтверждено существование принципиального единства в вере и восстановление прерванного некогда общения. Эти шаги первоиерархов послужили началом диалога между Фанаром и Римом. Этот диалог, получивший наименование “диалога любви” и насчитывающий богатую документацию, представлен в нашем учебнике несколькими весьма характерными письмами.
В 1975 г., в десятилетнюю годовщину взаимного изглаживания экскоммуник, вселенский патриарх Димитрий I и папа Павел VI решили начать межцерковный богословский диалог. В 1979 г. было торжественно объявленно о начале диалога на мировом уровне. В 1980-1982 гг Международной смешанной богословской комиссией диалога между православной и католической Церковью был разработан документ Тайна Церкви и Евхаристии в свете Тайны Святой Троицы (Мюнхенский документ). Если протестанство в своем поиске единства с другими христианскими общинами старается обеспечить возможность многообразия, православие и католичество подчеркивают необходимость универсального и глубокого общения. Их чуткость к проблеме единства наиболее полно выражает модель общения (койнонии). Эта проблема рассматривалась уже на первом этапе православно-католического диалога, который завершился принятием документа Тайна Церкви и Евхаристии в свете Тайны Святой Троицы (Мюнхен 1982). Фундаментальной богословской категорией, приближающей таинство единства Церкви, авторы этого документа признали понятие общины-общения (communion, соответствующее греческому koinonia), понимаемому в зависимости от контекста как единство, соединение или общение. Церковное общение находит свой источник и образ в общении Лиц Святой Троицы. Общение в Церкви является даром. Дар этот приходит свыше как бесценный дар Духа Святого, собирающего воедино Тело Христово, то есть Церковь. Это общение, единство, “причастие Святого Духа” охватывает и пронизывает всю жизнь Церкви: в пространстве (как общение локальных общин с Поместными Церквами и Поместных Церквей с Церковью Вселенской) и во времени (как преемственность в вере с предыдущими поколениями христиан). Это общение должно охватывать также единство в вере, надежде, любви, общении в вере и таинствах, благовестии, служении и свидетельстве.
Закрывая первый этап диалога, Международная смешанная комиссия тут же открыла второй этап, так как уже в Мюнхене была предложена следующая тема: Вера, таинства и единство Церкви. В 1987 г. был опубликован документ под тем же заглавием (Документ из Бари). В этом документе означены были критерии, позволяющие отличить закономерный процесс развития богословских, литургических и дисциплинарных практик от возможно неправильного развития. В свете согласования в Бари все три таинства христианской инициации взаимосвязаны и взаимно пронизывают друг друга, давая начало и рост христианской жизни. Участники диалога призвали к следованию нормативной древнехристиаской модели совершения таинств инициации (в последовательности: крещение, миропомазание, Евхаристия).
В Бари была предложена следующая тема: Таинство священства в структуре таинств Церкви. Затем состоялись встречи в Новом Валааме (1988), во Фрайзинге (1990); Арриче (1991) и в Баламанд (1993). На первый план вышла проблема униотизма, дававшая о себе знать еще с самого начала православно-католического диалога. Кризис диалога на пленарных сессиях в Бари (1986 и 1987 гг.) способствовал обострению этой проблемы. Во время пленарной сессии в Новом Валааме (1988) была создана специальная подкомиссия для изучения вопроса о прозелитизме и униатстве. Очередной кризис вовремя встречи во Фрайзинге (1990) четко обнажил необходимость углубления экклезиологии Церквей-Сестер и извлечения из нее конкретных выводов. Важным шагом на пути примирения Церквей-Сестер стал документ Международной смешанной богословской комиссии, принятый в Баламанде в 1993 году. В нем ячно говорилось, что частичные унии не смогли вернуть единства между Восточной и Западной Церквами, а только лишь заостряли существующие между этими Церквами противоречия (10). Униатство, как форма “миссионерского апостолата” (то есть, возвращения в лоно католической Церкви) была отвергнута авторами документа (12). Тем самым, однако, не было перечернуто право Восточных Католических Церквей на существование. Более того, была отмечена необходимость того, чтобы “эти Церкви, как на местном, так и на вселенском уровне включились в диалог любви в духе взаимного уважения и вновь обретенного взиамного доверия” (16).
Одним из наиболее важных и существенных элементов желанного церковного единства является общение в таинствах (и прежде всего евхаристическое общение). Несмотря на существующие различия в некоторых вероучительных вопросах, а также в воззрениях на структуру Церкви, православная и католическая Церковь всегда имели одинаковое учение о Святых Таинствах. Именно поэтому Священный Синод Русской Православной Церкви 16 декабря 1969 года принял определение о допущении к Святым Таинствам православной Церкви старообрядцев и католиков. 17 марта 1970 года было дано разъяснение председателя Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата митрополита Никодима к данному определению, где оговорены были случаи, предполагающие такое общение в таинствах.
Славянский облик христианства имеет свои неповторимые черты. Этой оригинальной христианской харизмой славяне обязаны Святым Апостолам и Учителям славян — Кириллу и Мефодию. Солунские братья вошли в историю Европы прежде всего как провозвестники культурного-общественного возрождения славянских народов и создатели поместной Церкви. Но не менее важное значение имеют их богословско-пастырские идеи, вдохновлявшие их евангелизационную деятельность. Поэтому многие понтифики XX столетия, открытые духовным ценностям христианского Востока, обращались к наследию святых солунских братьев. 11 мая 1963 года, во время проведения II Ватиканского Собора, папа Иоанн XXIII провозгласил апостольское послание Magnifici eventus по случаю 1100-летия со дня прибытия святых Кирилла и Мефодия в Моравию. В этом послании папа подчеркнул свое стремление к примирению и обретению единства с христианским Востоком. Кроме того Иоанн XXIII особый характер славянского христианства: его глубокое чувство сверхприродной реальности, обилие талантов, смирение, гостеприимство. К великому наследию святых Апостолов славян обратился также Павел VI в Апостольском послании Antiquae nobilitatis (2 февраля 1969 г.), где подчеркнул, что евангелизировав славян и дав им свой алфавит свв. Кирилл и Мефодий ввели эти народы в орбиту современной им европейской цивилизации. Папа высоко оценил их новаторство, выраженное в усвоении литургией родного языка, а также назвал Апостолов славян первым видимым знаком единства Церкви.
31 декабря 1980 года папа Иоанн Павел II в Апостольском послании Egregiae virtutis провозгласил святых солунских братьев Кирилла и Мефодия сопокровителями Европы наряду со святым Бенедиктом Нурсийским. Тем самым папа напомнил о духовном единстве всей Европы, единстве, основанном на Евангелии. Важно, что папа писал об этом еще тогда, когда Европа была разделена берлинской стеной. В энциклике Slavorum Apostoli (2 июня 1985) Иоанн Павел II назвал святых Кирилла и Мефодия “подлинными предшественниками экуменизма” (SA 14) и признал неувядающую актуальность их дела, которое “может только обогащать и культуру Европы, и ее христианскую традицию, и стать таким образом надежной основой ее вожделенного духовного обновления” (SA 25). Ценность этой традиции не ограничивается историей. Это живая традиция, хотя, возможно, в самих словянских странах она сегодня мало известна. Святые Кирилл и Мефодий были помостом между Востоком и Западом. И по сей день они являются примером христианского универсализма, разрушающего границы, усмиряющего ненависть, а людей различных рас и культур объединяющего в любви Христа, Спасителя всех людей.
В жизни всех христиан России — и в первую очередь православных — особое значение имело празднование 1000-летия крещения Руси. Этому событию папа Иоанн Павел II посвятил Апостольское послание Euntes in mundum (25 января 1988). В этом документе папа, воздавая благодарение Духу “за это великое распространение христианского достояния” и за послушание, оказанное народами Богу живому, сосредотачивается на спасительной тайне самого крещения (ЕМ 1-2). Он отмечает как особый дар тот факт, что “полнота времени для крещения народа Руси наступила [...] тогда, когда Церковь еще пребывала неразделенной” ( EM 4). Это событие имело колоссальное значение как для развития восточной части Европы и Вселенской Церкви, так и для будущего самобытной византийско-славянской культуры. Достаточно много места в послании посвящено анализу духовности восточных славян, которой в документе дана высокая оценка. Понтифик вновь подчеркнул момент, к которому часто возвращался и возвращается в своих посланиях и выступлениях: “У Европы христианская сущность; ее корни пронизаны христианским духом”. Западная и восточная традиции вселенской Церкви “дополняют друг друга, как два ‘легких’ единого организма” (ЕМ 12). Наследие святых солунских братьев он называет “пробным камнем христианской совести, настоятельным призывом к подлинному единству” (13).
Понимание Церкви как общения-койнонии было поставленно на повестку дня Международной смешанной богословской комиссией диалога между православной и католической Церковью уже в 1982 году в Мюнхене. Десять лет спутся эта тема нашла свое продолжение в письме Конгрегации вероучения о некоторых аспектах представления о Церкви как об oбщении Communionis notio. Несомненным новшеством этого документа является попытка определить связь между понятием общение и такими понятиями как Народ Божий, Тело Христово, а также взаимоотношение между понятием Церкви как общения и понятием Церкви как таинства. В документе рассмотрено общение местных Церквей в единой вселенской Церкви. Авторы документа отмечают, что хотя остаются в силе правовые нормы касающиеся канонической и конфессиональной принадлежности верующих, тем не менее все, кто принадлежит той или иной местной Церкви, одновременно принадлежат всем Церквам, поскольку в силу общения принадлежность Церкви никогда не бывает локальной, но по самой своей природе она всегда соборна (10). Из единства и нераздельности Евхаристического Тела Господня проистекает единство и нераздельность Церкви. Отмечая значение евхаристической экклезиологии, авторы письма указывают тем не менее свойственное ей одностороннее освещение принципа местных Церквей. Служение Петра они рассматривают как основу единства епископата и вселенской Церкви, глубоко соответствующее евхаристической природе Церкви (11). В документе вновь повторен старый католический принцип служения первенствующего епископа, которое предполагает высшую, полную, всеобщую и непосредственную власть над всеми пастырями и верующими (13). Этот принцип до сих пор остается одним из наиболее серьезных препятствий на пути православно-католического примирения. В заключительной части письма отмечается, что разделение христиан является “раной” каждой конфессиональной общины, которую она носит на своем теле (17). Для того, чтобы раны эти зажили, необходимо стать на путь молитвы, покаяния, изучения друг друга, диалога и сотрудничества (18).
Особое место в парадигме отношений между христианским Востоком и христианским Западом имеет апостольское послание папы Иоанна Павла II Orientale Lumen (Свет Востока), провозглашенное 2 мая 1995 года. В этом послании, адресованном всей Церкви, папа призывает епископов, духовенство и всех верующих обратиться к духовным ценностям христианского Востока. В послании содержится призыв к католикам изучать и познавать восточное христианство, причем познание это не может ограничиться лишь поверхностым знакомством с христианским Востоком, но должно стать “опытом веры”. Этот опыт, по сути, является предложением формирования определенного типа духовности, духовности общения и служения, открытой проблемам современного человека и способной дать ответы на его вопросы (OL 14 и 22). Иоанн Павел II с тревогой отмечает такой парадокс: братья- христиане, еще недавно одинаково гонимые, сегодня, когда перед христианами открываются новые возможности для благовестия, с опаской глядят друг на друга. В этой атмосфере настороженности и недоверия особое значение имеет совместный опыт мученичества христиан. Несмотря на разделения, существующие между христианами, именно мученики подтверждают, что все христиане, пусть не полно, но реально принадлежат единой Церкви и пребывают в общении святых (OL 19). Хотя в некоторых православных кругах послание Orientale Lumen было встречено неодобрительно (в частности за то, что в нем подчеркивается унионистская модель усвоения опыта веры христианского Востока) этот документ является важной вехой на пути развития правослано-католических отношений, в частности для христиан Центральной и Восточной Европы.
Следующий документ, помещенный на страницах нашей хрестоматии, без преувеличения можно назвать эпохальным. Это окружное послание папы Иоанна Павла II Ut unum sint (Да будут все едино). Значение этого документа не только в том, что это первая экуменическая энциклика, а экуменизм папа называет одним из своих пастырских приоритетов (UU 99). Его значение состоит прежде всего в том, что документ этот содержит некоторые, достаточно смелые идеи. Уже на первых страницах своего послания папа вновь подтверждает учение Собора о экклезиологическом и сотериологическом статусе некатолических христианских общин, когда пишет, что “за пределами католической общины нет церковной пустоты” (UU 13). Экуменизм, по мнению папы, это не “приложение” к традиционной деятельности Церкви (20), а императив христианской совести. В энциклике много место посвященно вопросам диалога с другими христианами, в том числе и православными. Экуменический диалог папа считает существенным элементом экуменического движения, без которого вообще не может быть и речи об экуменическом прогрессе (UU 31). Диалог этот призван выполнять задачу испытания совести.
Но наиболее интересными являются мысли Иоанна Павла II о значении епископа Рима в служении единству. Осознавая, что служение Римского епископа “составляет существенную трудность для большинства христиан, в памяти которых запечатлены некоторые болезненные воспоминания” папа от лица Церкви и лица Римского епископа “умоляет простить” за то, в чем католики оказались виноваты перед другими христианами” (UU 88). Папа призвал также христиан различных вероисповеданий совместно с ним искать “те формы, в которых это служение [служение епископа Рима] смогло бы осуществлять дело любви, признанное одними и другими”(UU 95). Иоанн Павел II пригласил “ответственных церковных лиц и богословов” — в том числе некатолических — открыть совмесно с ним “братский терпеливый диалог на эту тему”, в котором было бы возможно “выслушать друг друга, не вдаваясь в бесплодные споры, имея в мыслях лишь волю Христа о Его Церкви” и проникаясь Его призывом к единству (UU 96). Вопрос о папском первенстве предложен Ватиканом для обсуждения Международной смешанной богословской комиссии диалога между православной и католической Церковью. Православная же Церковь желает вновь вернуться к рассмотрению проблемы унии. Остается надеятся, что вопрос примата Римского епископа также дождется своего рассмотрения в рамках работы этой комиссии.
В истории непростых взаимоотношений православной и католической Церкви на территории России важное место занимает также опубликованный на страницах этого учебного пособия документ ватиканской комиссии Pro Russia, озаглавленный Общие принципы и практические нормы координации евангелизаторской деятельности и экуменические обязательства Католической Церкви в России и в других странах СНГ. Авторы документа, подчеркивая миссионерский характер Церкви, отмечали, что деятельность католической Церкви на территории СНГ, “столь глубоко отмеченной присутствием и влиянием православной и армянской традиций, должна проводиться согласно методам, существенно отличающихся от тех, которые указаны в ‘миссии ad gentes’” (I, 7). Документ осудил любую форму прозелитизма, который понимает как “давление на совесть, под каким бы видом оно не совершалось” (I, 3). Документ также призывал католических епископов и апостольских администраторов к тому, чтобы информировать правящих лиц православной Церкви о всех важных пастырских начинаниях. Святой Престол выражал при этом надежду, что “православные епископы, разделяющие те же заботы о евангелизации своих пасомых, будут рады способствовать окормлению католических общин”. Однако, на случай если бы между иерархами различных Церквей возникло расхождение “в оценке своевременности проведения пастырской инициативы”, необходимой для духовного блага верных, Апостольский Престол оставляет право католическим иерархам, использовав все средства диалога, “поступать согласно своей совести” (II, 3). В документе даны также практические указания относительно экуменическог формирования католического духовенства, а также принципы решения конфликтов относительно пользования одним и тем же церковным зданием.
К числу спорных вопросов, разделяющих Восток и Запад, относится вопрос об исхождении Святого Духа. Разъяснение Греческая и латинская традиция об исхождении Святого Духа, данное Папским советом по содействию христианскому единству, призвано показать соответствие традиционного учения о Filioque, стоящего за литургическим латинским переводом Символа веры, учению Второго Вселенского Собора об Отце, как единственном начале Сына и Святого Духа.
В 90-е годы состоялось несколько встреч предстоятелей По¬ме¬ст¬ных Пра¬во-слав¬ных Церк¬вей, на которых были обсуждены злободневные проблемы православного мира. В частности, рассматривалась пролема “униатства”, до сих пор остающаяся кровоточащей раной на теле православия. Участники встреч указывали на то, что диалог с католичеством “свелся к обсуждению вопроса униатства, и вряд ли до решения этого вопроса удасться расширить его рамки” (Фанар, 4). Однако, на различных уровнях диалог православного и католического мира продолжается. Хотя наступил определенный кризис в работе Международной смешанной православно-католической богословской комиссии, хочется верить, что этот конфликт будет преодолен. Быть может, стоит прислушаться к словам известного современного православного богословав Николая Лосского, который считает, что “как бы не выглядел вопрос с историческим спором (относительно унии), не следует делать из него предварительного условия ведения диалога. Богословский диалог не может зависеть от решения вопроса униатизма. Необходимо действовать иначе! Когда найдены будут богословские пути к единству, тогда сами по себе отпадут небогословские препятствия, к которым, в частности, принадлежит и униатизм”.